Как влюбиться в самый красивый анонс на целом Ролеконе, подобраться к решению загадки и сгореть в устроенном своими же пожаре, или почему “Пастораль” – игра, бессердечная к ожиданиям и этим замечательная.
Нельзя просто так взять и обойти вниманием интригующий со всех сторон призыв сыграть в людей, бегущих от войны среди брошенного золота высоких колосьев, когда не представляешь толком ни где мы, ни куда нам идти, ни к чему всё это, в конечном итоге, приведёт. На обложке моего блокнота, хранящего часть этой странной истории, написано: “A moment of choice is a moment of truth”. Как же ты прав, блокнот. Но об этом стоит рассказать подробнее.
Это приключение в несколько неожиданных для игроков декорациях написано целиком волей тех, кто в нём участвовал, и совсем немного тронуто волей случая – в конце концов, глядя на цифры и грани, я снова и снова убеждаюсь, что только наши выборы привели нас к трагической и вполне заслуженной развязке.
Меня зовут Беатрис Трентиньян и я верю, что новый мир будет чище прежнего, война закончится, а слово сильнее железа. Я пишу на трёх языках в первую новостную колонку, что ведут женщины-корреспонденты, вижу жизнь – священной, а правду – неизмеримой ценностью. Моя роль – одинокий голос.
Среди неубранных сентябрьских полей тащилось четверо проигравших битву, но выигравших жизнь. Один из них знал больше других, и мы доверились ему, поскольку никто не мог предложить лучшего выбора, нежели идти к одиноко стоящей церкви, где ждут нас неведомые союзники, безопасность, транспорт, и возможность убраться как можно дальше от трагических декораций последних трёх лет. История ещё не началась, но мы уже очень и очень устали. Единственной мыслью было: “Домой”. Впрочем, это не помешало нам запечатлеть линялую форму и загорелые лица на фоне этой неоскверненной пасторали. Отчего-то Беатрис показалось, что фото нужно сделать прежде, чем что-то ещё случится. Прежде, чем кто-то из нас опечалится, потеряет надежду или покинет группу, избрав иную дорогу.
Могли ли мы предполагать, что убежище “друзей” окажется заброшенным музеем уродств, заперевших нас там какой-то проклятой силой? Могли ли мы себе представить, что среди сочных стеблей, хранящих в себе уходящее лето, скрывается ползучий ужас, лишающий всех возможных шансов на побег? Допускали ли мы, что способны на то, что сделали?
Заросли сомкнулись, запирая нас не только с населявшими это место химерами, но и с нами самими. Простодушный и беззлобный раньше Винсент оказался способен пытать изможденного и слепого человека, такого же пленника обстоятельств, как и мы все, сколько не кричи ему, что это учёный, иностранец и ужасный дипломатический скандал. Вся вера прогрессивной Беатрис в науку и недостоверность ветхозаветных сказок померкла, когда, отдав свою воду страждущему, она стала пить древесный сок из яблони, проросшей через крышу заброшенного храма, и увидела первобытные истины, что не должны были попасться современному здравомыслящему человеку. Рене, наш харизматичный предводитель, так сам и не понял, заманил ли он нас в ловушку или заманили его. И никто теперь не рассудит. Мишель, что сохранял самообладание и бодрость духа до последнего, просто бросил всех, идя на самоубийственную попытку прорваться через владения незримого монстра.
От этих мыслей открещиваешься, как можешь, втаптываешь поглубже ботинком, перебиваешь тишину, рассказывая в свете свечи парижские оккультные сплетни, но чем больше узнаёшь об этом месте, тем больше понимаешь – мы не были готовы. Никто бы не был. Азартная погоня за решением загадок порой позволяла отвлечься от нагнетавшейся безысходности ночи, что грозит новыми и новыми попытками погасить наши ненадежные источники огня и отобрать хрупкие жизни, ведь загадок было вдоволь: зловещие тексты из ведьмовской книги, антикварная рапира и старинные монеты, оставшиеся от чудовищной медицины кадавры и записи врачевателей, отравленная духом этого места вода и пища, загадочные обстоятельства, что привели сюда группу найденного нами археолога, если он вообще таковым являлся, удушающий страх, что заставлял других следовать голосу внутреннего зверя, и дерево, дьявольское дерево, покрывшееся весенним яблоневым цветом и сбросившее его за ночь. Дерево, что кричало нечеловеческим криком и выло исступленной бурей под ударами топора и натиском пламени.
Меня зовут Беатрис Трентиньян. Моя роль – одинокий голос. Я просто хотела купить истину за честность и добро за добро. Я просто хотела, чтобы никто больше не умер. Я почти поняла, зачем мы здесь. Жаль, что другие не послушали. Мы могли бы стать большим, но вместо этого мы перестали быть.
Игра оставила немало вопросов, заставляя одного из игроков гневно допытываться прямо за столом, что это вообще было. И едва ли не лучшим моментом вечера был отказ ведущего с тем лишь единственным аргументом, что всякие объяснения обесценят сделанный нами выбор. Другой же был удручен обилием загадок и информацией, предоставленной в начале исключительно одному из нас, что порождало подозрения и недомолвки. Могу сказать, что, в свою очередь, я тоже не ожидала ни детективной составляющей, ни такого количества референсов к библейским мифам и древним культурам, но неожиданность вышла приятной. Всякий из нас выложился, как мог: и получивший кусочек повествовательных прав, и создававшие импровизационные инженерные решения, и пытавшиеся постичь тайны проклятого места, где окончилось наше маленькое путешествие. Capre diem, memento mori.